Воспоминания о шоп-турах
Тамара Григорьевна Глоба, родом из Бреста, в прошлом научный сотрудник НИИ, ныне свободный художник, живет в Гатчине уже 8 лет, ее картины есть в Гатчинском дворце, "Лавке художника". Гатчинская сирень, маки — любимые сюжеты Тамары Григорьевны. Записки художника возвращают к непростому периоду нашей жизни. Кто знает, будет ли повторение…
Варшавский мост — пограничный переход в Польшу. Сутками стоят очереди. Первый рубеж — "милиция", второй — "решётка", третий "погранцы" и, наконец "на канале". Интервал от проезда машины или автобуса от первого рубежа до таможни от суток до трех, а расстояние меньше километра. На каждом рубеже свои правила, свои возможности обойти эти правила и соответственно свои расценки, стимулирующие обход всех правил и очередей. Все это всем известно, и каждый в меру наличия валюты, знакомств и пробивной сноровки старается как можно быстрее попасть "на канал".
И вот мы в таможенном зале, автобус наш на канале. О прохождении таможенного досмотра на белорусско-польской границе можно писать романы в прозе и стихах. Теперь все по-другому, теперь уже нет тех ситуаций, но, наверно, этот переход не скоро станет похож на пограничный переход между европейскими странами. Я ездила в Польшу в так называемые шоп-туры. Тогда мы возили в Польшу всё, что можно было купить в магазине или достать через знакомых. Уму непостижимо, что мы возили, страшно вспомнить, сколько барахла и всяких железок я натаскивала в дом за два-три месяца до поездки в Польшу. И весь этот галантерейно-электро-метизо-хозяйственный товар продавался там за два-три дня. И за эти дни торговли сколько случалось комедий, трагедий, трагикомедий и не поддающихся определению ситуаций.
Везде, где есть деньги, там есть и мошенники, виртуозные воры и просто воришки, аферисты и простаки, ротозеи и доверчивые люди. Во многих переделках побывала и я, но, надо сказать, без материального ущерба и один раз даже дали с подругой урок польским мошенникам.
Дело было в августе 1990. Пройдя все положенные испытания на таможне, мы уже стояли в накопителе и ожидали посадку в автобус. Как обычно после напряженной процедуры досмотра, все расслабились и начали рассказывать всякие истории прошлых поездок. Кто-то рассказал, что поляки придумали новый способ изъятия денег у наших "шоп-туристов". Предмет махинации — золото. Золото мы не имеем право вывозить, а тем более продавать за границей, но, естественно, все возили и все продавали, но это было вне закона и в случае конфликта с покупателем полиции жаловаться не пойдешь. Суть операции заключалась в следующем: поляк спрашивает, есть ли для продажи "злото" и покупает, не торгуясь, но с условием, что он сейчас пойдет к ювелиру и проверит качество и вес. Наши женщины, имея кучу товара в сумках, естественно, тут же и стоят, и возвращающийся поляк от ювелира с парой дюжих детин заявляет, что это не настоящее золото, и он его возвращает и требует обратно деньги. Но возвращает он не купленную вещь, а подделку. Это проделывалось с обручальными кольцами и цепочками. Наша бедная женщина в слезах начинает причитать, доказывать, что у неё было настоящие золото, а то, что он возвращает, это не её. Поляки говорят: пошли в полицию и там разберёмся. И тут же рядом как бы случайно проходит полицейский. На этом дискуссия заканчивается, деньги приходится вернуть и стоять-помалкивать.
Мы приехали в Люблин. Первый день торговали на стадионе, продали все, осталась мелочь: золотые цепочки и колечки, а у подруги золотая цепочка и перина — здоровенная двуспальная перина. Цепочки наши спрашивали многие, но нашу цену нам не дали. На второй день мы всем составом нашей группы пошли на овощной рынок недалеко от гостиницы, в которой мы ночевали. На этом рынке были места для торговли другими товарами. У меня цепочка, у Любы тоже и еще перина. Стоим. Перину никто не спрашивает, цепочки висят на шее, как на витрине. И тоже ими никто не интересуется, понятное дело: рынок продуктовый и с большими деньгами сюда не ходят. И тут появляется поляк и сразу, не торгуясь, покупает у нас все золото и так, между прочим, говорит: "Я пойду к ювелиру и проверю вес". И уходит: все по сценарию. И тут я вспоминаю ночные разговоры на таможне, хватаю подругу с её периной, и мы бежим в другой конец базара. Она не поймёт, в чем дело, а я не стала ей подробно описывать, что будет через 10-15 минут, а просто сказала: "Бежим быстрее с базара". Но у нас еще перина! Мы тут же за полцены продали её какой-то полячке. И убежали с базара в гостиницу и закрылись в номере. И тут я ей все разъяснила. Она отнеслась к моему рассказу с недоверием.
Часа через два все пришли в гостиницу на обед. Пошли и мы. Сидим и мы за столиком, на первое подали суп, лапшу, и тут кто-то с другого стола спрашивает: "Это вы продали поляку цепочки?". Да, это мы, а что случилось? Они рассказали:
— Только вы ушли, так тут же прибежали два поляка и спрашивают: "А где те бабы, что тут с периной были?" Конечно, тут же сработала базарная солидарность группы. Им ответили, что они нас не знают, что мы не из их группы. Что тут началось! Они стали ругаться, кричать, что им продали подделку, а не золото, что они пойдут в полицию и заявят на нас. Наши им и отвечают: "Да идите, но мы их не знаем".
Услышав все это, Люба с перепугу чуть не подавилась, и лапша полезла через нос! Еле ее привели в чувство. Бросив обед, мы ушли с ней в номер и не вышли, пока не подали ко входу гостиницы автобус, и пока ехали по городу, боялись смотреть в окно. И только за городом на трассе на нас напал истерический смех, весь автобус ржал и восхищался, как мы "сделали" поляков. Собственно, за нами не было никакого греха: мы им продали золото настоящее. Но они рассчитывали получить его бесплатно.
В каких только переделках не оказывался наш несчастный шоп-турист! Но все сразу забывалось, как только переступался порог дома с полными сумками подарков. За одну поездку получался доход, сравнимый с тогдашней годовой зарплатой инженера.
Но в эти годы, 1989-1993, простым смертным разрешался выезд за границу, в частности в Польшу, только два раза в год. Один раз туристом и один раз по приглашению от гражданина Польши. До этого времени мы ездили не по загранпаспорту, а одноразовому вкладышу в советском паспорте. И вот наступило время, когда пересечь границу стало можно, только имея загранпаспорт. Естественно, тут же Брестский ОВИР открыл свой Клондайк. Что бы получить паспорт, сначала нужно было записаться в очередь, которая сразу выросла на месяц вперед. Каждый день в 8:00 и в 18:00 перекличка очереди. Не пришел на перекличку, тут же будешь вычеркнут из списка. И благополучно отбегав месяц на перекличку, ты попадаешь в кабинет к инспектору только за тем, чтобы получить бланки, и тебе назначат день приема примерно через месяц. Заполнив бланки, написав свою краткую биографию, начинаешь бегать по инстанциям, чтобы заверять их подписями и печатями. Профком, партком (хотя ты безпартийный и давно уже не комсомолец), домоуправление. Везде есть свои приемные дни и часы, которые совпадают с твоим рабочим днем, и есть свои очереди. В результате появился новый бизнес: продажа очереди. Стоимость очереди зависела от ее продвинутости к кабинету. И вот с заверенными бланками ты в назначенный день с пяти часов утра должен снова выстоять очередь. Наконец документы сданы. Паспорт будет готов через месяц-другой. Вся эта процедура осложнялась вполне осознанно работниками ОВИРа.
Город Брест небольшой. У каждого знакомого есть знакомый, у которого есть свой знакомый родственника, работника ОВИРа. Так по этой цепочке, как по эстафете, передавалась взятка размером от 150 до 200 долларов, и сроки сокращались до недели и без перекличек. Работая на закрытом заводе, т. н. "почтовом ящике", я не имела возможности проходить все это, а на взятку денег не было. Совершенно случайно от одной знакомой при обсуждении темы поездок в Польшу, а это была главная тема разговоров даже при случайной встрече, узнаю, что есть лазейка в этой сплошной ОВИРовской стене. Все очень просто: если ты незамужняя (в паспорте есть штамп о разводе), достаточно иметь приглашение от гражданина Польши мужского пола в Польшу (как оказалось, его возраст не имеет значения). С этим приглашением и с заявлением на имя начальника УВД с просьбой о срочном оформлении заграничного паспорта для поездки в Польшу якобы знакомиться с родителями жениха с целью заключения брака с поляком, вызов от которого прилагается, идешь в УВД. Если получаешь разрешение, то паспорт будет готов в течение недели. Разумеется, эта информация была строго по секрету для узкого круга лиц, так как, учитывая то обстоятельство, что в Бресте половина женщин не состояла в браке, служба УВД была бы завалена такими заявлениями.
Я сразу же вспомнила о том, что у меня с декабря прошлого года лежит приглашение в Польшу от какого-то поляка, родственника моей знакомой, которым я тогда не воспользовалась. Дело было в октябре. Приглашение действительно один год и надо было торопиться.
И вот я с этим приглашением и с наглым заявлением о моем желании как можно скорее выйти замуж за гражданина Польши иду в УВД с трясущимися поджилками. Рисковала я многим: мы жили в СССР, и к тому же я имела форму допуска на режимном предприятии. Обо всем этом я скромно умолчала в заявлении. Я думаю, что мне это сошло с рук только потому, что там были заявления только от очень "блатных" и никто ничего не проверял. В приемной УВД дежурный прапорщик спокойно принимает мои документы и извиняющимся тоном говорит, что резолюция будет только через три дня, потому что начальник в командировке.
И через три дня я "не спавши и не евши" на ватных ногах иду в УВД. К моему величайшему удивлению, получаю свои бумаги с резолюцией: "ОВИРу! Оформить загранпаспорт" и подпись начальника УВД. Со смешанными чувствами бегу в ОВИР, где, как оказалось, с такой резолюцией УВД принимают без очереди и даже в неприемные дни. К инспектору подхожу на полусогнутых дрожащих ногах, так как год рождения поляка на двадцать пять лет позже моего дня рождения. Но инспектор спокойно просматривает мои бумаги, выдает мне анкету, которую я тут же заполняю, и говорит: "Приходите за паспортом через две недели". В полуобморочном состоянии я выхожу из кабинета. Позже, поразмыслив, я пришла к выводу, что воспользовалась очень закрытой информацией и такое ко мне внимание этим и объясняется.
Таким путем я получила загранпаспорт. Выезжать нужно было срочно, так как срок приглашения истекал через месяц. В то время в продуктовых магазинах в свободной продаже имелись только трехлитровые банки с зелеными помидорами, а в промтоварных магазинах через час после открытия оставались голые прилавки и несчастные продавцы на ногах. Не знаю, где как было принято, а в Бресте продавцам не разрешалось сидеть в торговом зале даже тогда, когда он был совершенно пуст, то есть не было ни товара, ни покупателей. И даже при таком "наличии отсутствия" я за месяц накупила такого барахла в "ассортименте", что, когда в таможне инспектор увидела "это", она с явным сочувствием сказала: "Боже милостивый! Женщина, как и где Вы это продадите?". Контраст с другими женщинами, у которых были полные сумки дефицитного товара, был такой разительный, что она подписала мою декларацию без дальнейшего досмотра.
Но в итоге мой ассортимент оказался самым востребованным. Дело было в начале декабря, числа 10 или 12, как раз за неделю до католического Рождества, в самый разгар покупок подарков. И на зависть моих соседей по рынку в Бялой-Подляске я свою мелочь продала за два дня!
Накупив подарков детям и внукам, купив "товары" для продажи в Бресте, я, не помня себя от радости, благополучно прибыла домой. Подведя итог своей аферы, я определила, что мой доход составил более чем годовую оплату моей должности начальника сектора института.
Да, поводов для радости у нас в то время было хоть отбавляй: не успели закончиться синие, наверное своей смертью умершие куры к подходу твоей очереди: радость и полное удовлетворение! Где-то достал бутылку вина и коробку конфет ко дню рождения: праздник души. Все знакомые и знакомые знакомых были по большей части связаны с приобретением чего бы то ни было. А сколько ловилось завистливых взглядов, когда, приезжая из командировки в Москву, заходила в троллейбус с авоськой (полиэтиленовых пакетов еще у нас не было) апельсинов и бананов в одной руке, а в другой — авоська с бутылками, тогда еще стеклянными, пепси-колы и фанты. Руки конечно обрывались, но, предвидя счастье на лице сына, не чувствовалось усталости. А как были рады и благодарны сотрудники, когда раздавались по списку привезенные из Москвы или Ленинграда заказы: кому лекарство, кому чай, кофе, а кому килограмм сосисок для больной мамы, которая еще помнила, что они и у нас когда-то были, а не только в Москве. А радостные лица ребятишек в очередях за маслом, мукой, сахаром да за всем, что продавалось по одному в одни руки. Осчастливив передних покупателей, ребятишки с ясными глазами подбегали к концу очереди и спрашивали "тетенька, вам ребёнок нужен?" и тут же пристраивались к тебе в качестве объекта для законной продажи в твои руки двух пачек. За это они взимали мзду в размере 20 копеек. За день в разных точках города некоторые ребята успевали заработать больше, чем отец у кульмана в СКБ.
Счастьем было получить зимой в месткоме талончик в бассейн, который в городе был один на сто восемьдесят тысяч жителей, так что талончик можно было получить один раз в сезон, да и только в том случае, если в профкоме сочтут тебя достойной этого счастья. Я находила возможность приобрести абонемент через знакомых, которые знакомы с билетёршей бассейна. Как-то однажды в бассейне, где я была с моей подругой Ниной, был повод повеселиться. Нина эта была очень предприимчивая, и всегда, где только была возможность заработать, она её не упускала. Ещё в детстве она с бабушкой вязала шапочки, которые они продавали на базаре. Бабушку иногда местные менты для порядка штрафовали, но бизнес процветал. Потом, когда появился дачный участок, стали выращивать клубнику и тоже продавать, потом позже появилась возможность поездок в Польшу, и тут уже была свобода для предприимчивой натуры. Кстати, сейчас она имеет в Бресте 3 квартиры, 2 машины и прочее. И вот плещемся мы в бассейне, рады и счастливы. И в это время одна дама, работница с нашего завода, говорит: "Какое счастье, как прекрасно в бассейне! Подумайте, где бы, в какой стране я смогла бы вот так бесплатно за счет профкома пойти в бассейн!" И тут моя Нина, услышав эти восторги, чуть не притонула. Вынырнув, она, отфыркиваясь, глядя в восторженные глаза нашей работницы, закричала: "Да в другой стране я к своим сорока годам имела бы собственный бассейн и не ныряла бы в эту лужу, которая у нас называется бассейном!" И тут наша восторженная дама от удивления и от неожиданности "такое" услышать действительно чуть не утонула. То-то было веселье!
Да, много поводов было для радости и чувства глубокого удовлетворения. Например, счастьем было получить разрешение не выходить на демонстрацию солидарности с трудящимися всего мира 1 Мая и 7 Ноября тем, у кого были маленькие дети и не с кем оставить их дома. Особенно 7 ноября. В ноябре уже холодно, может быть дождь или даже мокрый снег. С детьми стоять два часа на холоде в ожидании очереди выхода твоего коллектива и потом пробежать трусцой перед трибуной с местными вождями было тяжело и чревато больничным листом недельки на две. После пробежки перед трибуной, не сбавляя темпа, нужно бежать к автобусу и попытаться втиснуться в него, так как троллейбусные линии не работают по случаю перекрытия главных улиц. Не выйти на демонстрацию без уважительных причин значило лишиться премиальных денег за текущий месяц или даже квартал. А уважительной причиной был или больничный лист, или справка от скорой помощи, что ты находился в "предсмертном состоянии".
Так вот мы и жили — не тужили и были счастливы, и были у нас и праздники, и огорчения, и были надежды на то, что скоро будет лучше, чем вчера и особенно лучше, чем в неведомых нам странах, в которых угнетают рабочих и крестьян, и мы ждали этого. И дождались. И появился пограничный переход в Польшу "Варшавский мост", с которого и начала я свои воспоминания.
А вспомнилось все после того, как я услышала по телевидению о том, что Альфред Кох написал книгу о начале 90-х годов. Наверное, он многое знает об этом времени такого, что нам, как в высших кругах нас именуют, простым гражданам неведомо. А что нам ведомо и пришлось пережить, то многим не могло присниться и в кошмарном сне, а особенно что может знать об этом тот же уважаемый Альфред Кох. А случилось вот что: мы как-то вдруг оказались в другой жизни, нам не известной, где стало все возможным: и украсть на законных основаниях, и оказаться обворованным на тех же условиях, и многое другое, что нам и не представлялось возможным раньше. Часть населения очень быстро сориентировалась, прежде всех те, кто был у власти. А другая часть просто продолжала ходить на работу и получать ту же зарплату и искренне удивляться, почему ее хватает только на две недели, потом на неделю, а потом, сообразив, что ее завтра не хватит и на обед, вечером после получения зарплаты бежали в магазин, чтобы успеть потратить ее сегодня. И посмотрев на все это и не имея возможности законно воровать, многие начали искать возможность как-то приспосабливаться и спасаться, можно сказать, от настоящего голода. Я оказалась в этих рядах.