Новогодняя метаморфоза

Борис АлмазовУ Бориса  АЛМАЗОВА, петербургского писателя, давнего друга нашего издания и одного из авторов документального фильма «Гатчина 1941­-1943. Новый порядок» – радостное событие – Фонд «Академия российского телевидения» вручил ему диплом победителя телевизионного конкурса «ТЭФИ-­2015» в номинации «Просветительская программа» «Петербургские защитники».

Поздравляем!

Повторяем публикацию его рассказа из сборника «Шепот волн Обводного канала»

Новогодняя метаморфоза

Рискуя навлечь на себя общественное возмущение, все-таки признаюсь: не люблю я Новый год! Я и ко всем то праздникам, с возрастом, несколько поохладел. Нет, разумеется, выходной – дело святое, кто спорит! Но вот хлопоты, бесконечная етьба и винопитие, с последующими изжогой и похмельным синдромом, прорехи в бюджете…

А до того, рысканье по магазинам в поисках подарков – то есть таких вещей, которые, если бы не праздник, вы никогда бы не купили. Равномерно, последующее получение подарков и размышления на тему: кому бы передарить, врученную вам, абсолютно, бесполезную вещь. И обиды близких, считающих вас скупердяем, не увенчавших их, по поводу праздника, достойным подношением. Всеобщее раздражение по поводу гор грязной посуды, подсчетов значительных финансовых потерь и неоправданных надежд на то, что вот наступит праздник – повеселимся! А он пришел, прошел и, кроме истоптанного паркета, ничего после себя не оставил.

По молодости, была мечта встретить там, на гулянке, ту самую, единственную и на всю жизнь,… Которую вы не встретили, пока что, ни во время учебы, ни на работе, ни в метро, ни на улице… Разумеется, у большинства,  в 99% случаев мечта так и остается несбывшейся, даже, если вы вернувшись под родительский кров на третий день торжеств, обнаруживаете, что на вас, вместо майки, женская комбинация.

А елка! Стояние в очереди на морозе, ползание по горам того, что на любом лесоповале, считалось бы отбраковкой. Шествие по городу с липким бревном на плече и аттракцион – чудо эквилибристики с ним в городском транспорте. Комплимент по поводу ваших умственных способностей, зримо проявленных в покупке этого монстра флоры, от супруги, и ее вопль « Скоко, Скоко!?», даже если вы сообщаете ей глобально, на порядок, уменьшенную цену приобретения.

Только праздничным умопомрачением можно объяснить стремление  притащить елку — часть дикого леса — в малогабаритную квартиру. Превратив, таким образом, человеческое жилье в непроходимую тайгу, где передвигаться можно только по узким тропам, затейливо огибая нелепейшее сооружение в стеклянных игрушках, которыми играть нельзя, в пору моего детства, мандаринами и конфетами, которые есть нельзя, и запахом платного туалета с хвойным дезодорантом.

Лысое дерево, (все, что на морозе казалось хвоей – сосульки), которое по консистенции, более всего, напоминает лыжную палку, ухитряется на ближайший месяц наполнить всю вашу пищу, одежду и постель иголками. Звон разбитых елочных украшений, с последующими обвинениями в том, что у вас руки растут не оттуда, сопровождает утешительный процесс, когда вы маникюрными ножницами расчленяете елочный скелет, с тем, чтобы затем, таясь от дворников, вынести его в пакетах на помойку.

А само новогоднее торжество, когда вас гоняют, как дворового пса — из кухни, как вьючного осла — на рынок, и при этом, заметьте, есть не дают – потому что вот, ужо, пробьет двенадцать – тогда! Сидение до полночи, чтобы, именно, эх!, встретить Новый Год, как будто он неграмотный или пьяный, и если его не встретить, так он и не придет! Либо дверью промахнется, либо, вообще, сразу, к вам не заходя, отправиться в вытрезвитель! Затем традиционное обливание парадных костюмов и платьев шампанским, а также соусами, подливками к закускам, вареньем и кремом от тортов. Просмотр до четырех утра, тупейших телепрограмм. Мучительная попытка уснуть под грохот канонады с улицы, сопровождаемая реальным страхом пожара от  ракет, сандалящих по чердаку, с последующим нервным переутомлением и чудовищным перееданием.

Не скрою, я люблю тихое утро1 января, часиков этак в два, пополудни, когда все чада, домочадцы, дальние родственники, незвано припершиеся на Новый год, и так и не ушедшие, ослабевшие в неравной борьбе с алкоголем, иные каменные гости, еще спят непробудным сном, разметавшись по всей вашей жилплощади, в позах бойцов, не добежавших до своей траншеи. Люблю явиться, как есть,  в трусах и в майке, (потому что в вашем халате, кто-то ушел домой, а пижаму подарили дяде), и присесть к праздничному столу. Не беда, что по нему словно кавалерия наступала или артиллерия била «вслепую по площадям», — кое- что еще все – таки  уцелело! Нежно отвернуть краешек заляпанной скатерти, где босой стол не загажен и, в специально вымытую, чистую, как моя невостребованная любовь к супруге, одну, но большую, тарелочку, положить в нее и селедки под шубой, и салата оливье, и студня с хренком, и твердокопченой колбаски, и заливного, присовокупив пирогов и прочей снеди. Затем, при выключенном или, Слава Богу, перегоревшем, немом телевизоре, мирно и неторопливо, в целомудренном одиночестве, задумчиво выпить и глубокомысленно закусить. Надеясь, что и на моей же улице, ну, хоть когда — нибудь, должен же быть ну, хотя бы какой-то, праздник!

Нынче народ стал умнее. Теперь гостей в дом стараются не тащить, а ведут в кафе и Новый год стремятся встречать в ресторане. Оно, конечно, накладно. Веселье, разумеется, такое же тупое, как и в семейном кругу, но зато посуду не мыть и, уж, если праздник особенно удался, ремонт после него, в квартире не делать. Естественно, это  все западные находки и открытия, но у нас они постепенно приживаются. Кстати, ведь и Новый год с елкой – штука западная, у православных то людей в эти дни календарного ликования – Рождественский пост.  Но вот ведь прижилось, а потому, что в дело ввели детей. Теперь, почему — то, считается, что Новый год – праздник семейный и детский! Обратите внимание два новых, совершенно чуждых нам ликования – хеллуин и День святого Валентина внедряются в нашу действительность через детей.  Дети требуют  маскарада на сатанинский, по сути, тыквенный американский шабаш, и «подарков любви» в коммерческую распродажу завалявшегося с Нового года, не распроданного товара, хитро оформленного в торжества по поводу нарушения католическим пастором Валентином запрета венчать в Великий пост.

Однако, если дети хотят…О! Здравый смысл, мгновенно, сдает позиции и отступает.… Только вспомните, каким счастьем светится ваша дочечка, если она получила в классе «валентинок» больше всех! Что там победа на всемирном конкурсе красавиц! Правда, чтобы получить – надо послать! И тонны полиграфического кича, с текстами, написанными век назад пьяными кухарками, идут с лотков влет! То ли еще будет! Это слабый ранний рассвет грядущих торжеств, и пока не очень понятно, во что выльется такое очередное массовое помешательство. Только заря занимается над восходящей бредятиной хеллуина, а кошельки родителей стремительно пустеют, и разгул в масках полуразложившихся покойников, повешенных и задушенных прокаженных, сотрясает школы и улицы, и пополняет больницы рядами покалеченных и передозированных…

Нет уж! Все — таки лучше проверенный праздник – Новый год!

—           А мне Дед Мороз елочку принесет? А подарки? —  И умоляющие глаза, полные слез, — Все деткам приносит, а мне?

Душу заложишь, а елочку добудешь, и подарки купишь, ноги до бюста сотрешь, а Деда Мороза – закажешь. И он явиться в градусах водопроводчика, завершающего трудовой подвиг, увенчанный мздою в жидкой валюте.

—           А ну ко детки, угадайте кто это со мной пришел?

—           Баба Яга!

—           Нет, деточки, не угггодали… Эттто Снегурочка!

Старый проверенный способ – самому перевоплотиться, взяв ватную бороду и халат в звездах, именуемый шубой, напрокат.

—           А почему на Дедике Морозике папины ботинки?

В больших сплоченных коллективах не приглашают на эту благотворительную роль заезжих варягов, а воспитывают  Дедов Морозов и соспешествуюших им Снегурочек в своем коллективе. И старые проверенные кадры, самоотверженно, разъезжают по адресам проживания малолетних детей сотрудников, где дарят им подарки, танцуют вокруг елочки, в тысячный раз, выслушивая тарабарщину, про то как «вошадка матоногая, торописа бежит». Везет она «дровенки»,  и взрослые-то нынче, не все знают, что это такое, а в дровнях «мусикок!». Одно ясно, этот, скорее всего, родственник  сникерса, срубил, браконьерским способом, нашу елочку под самый корешок. Мечтая, вероятно, в дальнейшем, срубить за нее большие бабки —  вот это нынешним детям ясно.

Мне повезло! В тот год, когда  моему сыну, Дед Мороз был совершенно необходим, один из моих приятелей открылся, что он у себя в конторе многолетний и проверенный даритель детям радости встречи со сказкой! Что все Новогодние торжества он работает, как  лошадь в шахте, за что потом, традиционно, его отправляют за казенный счет в санаторий на неделю и без ущерба очередному отпуску.

—           У меня по двадцать пять адресов в сутки! Одним меньше, одним больше… Давай адрес. Вставляю тебя в расписание! Как малого зовут? Так, пишу – Богдан, Лет? Пять. Мой клиент! Все будет в лучшем виде!

В урочное время звонок в дверь. Вылетаю на лестницу.

—           Давай подарок! Сюда в мешок! Давай. Зови малого!

—           Богдан! Данечка ! Смотри кто к тебе пришел!

—           Здравствуйте, дорогие хозяева, а не у вас ли живет мальчик 0Богданчик?! Он написал мне письмо! И просил, чтобы я ему кое — что подарил. Ты мне писал письмо?

—           Да! С картинкой! – в глаза святая вера в Деда Мороза, —  Я хотел арбалет!…

—           А ты стихи знаешь? А плясать умеешь? А петь?

Ну, и вся интермедия, как положено, в лучших классических традициях. Распаренный Дед Мороз и синяя от холода Снегурочка вваливаются на кухню.

—           Слушай, дай хоть бутерброд! С утра ездим голодные. Снегурочка уже от голода глаза заводит!

—           Да , Боже ты мой, садитесь, я вас обедом… У меня борщ!

—           А малой?

—           Да он пока в лампочку не попадет, не заявится!

Парик долой, бороду в сторону! Усталый, голодный немолодой человек с лысиной, наклеенными бровями, размалеванным красным носом и замученная Снегурочка, с яблоками румян, на щеках скинув шапку с косами, жадно принимаются за еду.

—           А еще котлеты?

—           Давай! Ой, Слава Богу! Хоть поесть! Праздник!

—           Чаю или кофе?

—           И того, и другого!

—           А рюмашку, для тонуса?

—           Абизательна!

Но только лысый и бритый, как папа римский, Дед Мороз, в халате звездочета, разомлел, а Снегурочка попыталась закурить, и вошел в кухню с арбалетом на плечах, центр и виновник торжества.

Ужас и недоумение полыхнули в его глазах! Сраженный взглядом, разоблаченный Дед Мороз, чуть было, не совершил страшную ошибку, нарушив заповедь – Начал врать, не останавливайся!

—           Видишь вот Богданчик, как оно бывает в жизни….- тоном рецидивиста, пойманного на краже, заныл он.

—           Видишь, сынок, — перебил я его, бросаясь на мальчонку, как Матросов на амбразуру, понимая, что сейчас этот реалист, ученик Станиславского, убьет сказку и поломает моему ребенку детство, —  Дедушке Морозу то и не поесть, как следует! Борщ то горячий! Он может растаять! Вот и приходится ему, чтобы пообедать, в человека на полчасика превращаться. Вот поел, сейчас —  обратно в Деда Мороза!

Святая вера в глазах Богдана! Еще бы, кому он поверит лысому Деду Морозу или мне – родному и любящему отцу!

—           Только ты ему не мешай! Давай выйдем, пока он будет из человека в Деда Мороза превращаться.

Стоя у закрытой двери, с видом посвященного в самую сокровенную тайну, сын — шепотом:

—           А он там уже превратился? А Снегурочка?

—           Ну вот, Богданчик, — в дверях, уходя, гудит басом Деда Мороза, чуть было не погубивший сказку ряженый придурок! – Ну, вот я опять — Дед Мороз! Только я тебя очень попрошу – никому, никогда не рассказывай, что ты видел, как я превращался в человека. Это великая, страшная тайна. Если ты ее разболтаешь, произойдет ужасное несчастье, я не смогу в другой раз в человека превратиться… Так и умру с голоду!

—           Да что ты, дедушка Мороз! Да я! Да — никогда! Да — никому…

Когда дверь захлопнулась, и загудел лифт, уносящий новогоднюю сказку, Богдан деловито взял меня за руку и привел на кухню.

—           Ты видел?

—           Что?

—           Да вот же на окошке, где дедушка Мороз сидел, видишь?

—           Не вижу, сынок. Что?!

—           Ну, видишь же, тут же стекло замерзло! Он же все морозит!

Вот она вера — какие чудеса творит!

Наутро – небывалый случай – Богдан вдруг заторопился в детский сад, который терпеть не мог, и часто в рассказах об очаге дошкольного воспитания, со вздохом, вопрошал: почему же это детский садик все никак не сгорит? А хорошо бы! Вот бы детки  обрадовались!

Но тут, безропотно и торопливо, оделся, по улице — чуть не бегом, по лестнице на второй этаж — бегом!  Дверь в раздевалку —  наотмашь, и с торжеством:

—           Вчера ко мне приходил Дед Мороз, и он у нас на кухне превратился…

И будто внезапная тень отца Гамлета! Будто удар грома! В глазах – молния! —  вспомнил о клятве! Взгляд, полный ужаса, на меня!… И двумя ладошками зажатый рот.

Но никто в раздевалке, не обратил на его крик особенного внимания. Никто не стал выпытывать, что же там такого произошло на кухне, и в кого это Дед Мороз превратился.

Только один из одногруппников  Богдана,  с видом солдата, времен Великой  Отечественной, с плаката «Дошли до Бреста, дойдем и до Берлина», перематывающего портянки, равнодушно переобуваясь в тапочки, спокойно заметил:

—           «В кого превратился! В кого превратился!»… Подумаешь! В Снегурочку!

Вот это, пожалуй, для меня были самые веселые и счастливые минуты Нового Года. За всю жизнь.