Рубрика: Ностальгия

Воспоминания о шоп-турах

Кризис, о котором так много говорят в нашей стране, не первый. Потому столь любопытными показались воспоминания Тамары Григорьевны Глобы, которая вот уже восемь лет живет в нашем городе, приехав из Бреста. О своих "челночных" буднях ныне художник, а прежде сотрудник Брестского НИИ рассказала в прошлом №20 "Гатчинского журнала". Сегодня мы публикуем окончание воспоминаний Тамары Григорьевны.

Брест город "портовый" на границе трех стран: Беларуси, Украины и Польши. Самым доступным и прибыльным бизнесом для нас оказалась торговля с некоторыми признаками контрабанды.

Я продолжала ходить на работу, как, впрочем, и многие. Нам просто невозможно было представить себя вне трудового коллектива, вне предприятия. Ходить каждый день на работу, за которую платят в размере трехдневного прожиточного минимума, было потребностью. Это давало ощущение какой-то защищенности, стабильности, востребованности. И когда начались периодические сокращения штатов, сколько было трагедий, когда появлялись списки работников на сокращение! И трагедия была не в том, что человек оказывался без этой мизерной зарплаты. К тому времени практически все уже зарабатывали на хлеб и неплохой кусок масла и колбасы кто торговлей, кто чем-то другим: шили, вязали, "шуршали зеленью" возле обменных пунктов, кто сдавал жилье польским, украинским и русским "челнокам", для которых Брест был перевалочным пунктом. Трагедия была в том, что, оказавшись в этом списке, ты ощущал себя второсортным, брошенным всеми, ненужным после стольких лет честного труда на благо этого коллектива. Это чувство обиды и несправедливости наваливалось на человека. Люди плакали, метались в поисках защиты в профсоюзные комитеты. Но в итоге оказывались за проходной. Как потом жизнь показала, они, вспоминая эти события, говорили, что это как раз и помогло им быстрее попасть в новую жизнь и занять там свою нишу. Некоторые даже сожалели о том, что их не сократили раньше.

Меня сокращение не волновало, так как я была единственным специалистом по всем вопросам контроля и обеспечения качества технической документации наших разработок. Но и отставать от всех, кто ринулся в бизнес, не хотелось, да и жить на что-то надо было: зарплата 8 долл. и та выплачивалась с задержками в две недели.

К этому времени в Польшу начались поездки по так называемым "ваучерам" — во время пересечения границы по ваучеру автоматически открывается виза на ограниченное время — от суток до месяца. И стала процветать челночная торговля спиртом и сигаретами "импортного" производства: чистейшей воды котрафакт. Наверное, в Бресте и Брестской области не было семьи, в которой не занимались этим. Естественно, я не могла отстать от людей. Народ умудрялся за сутки по одному ваучеру съездить в Тирасполь по три раза.

Первый раз я собралась в субботу с утра пораньше. В городе в подвальных помещениях по всем известным точкам продавались сигареты, спирт и водка. Появилось множество контор, которые продавали ваучеры с открытой датой выезда, что было очень удобно: если ваучер не погашался на границе, его можно было использовать повторно в другой день. Итак, купив 6 блоков сигарет и литр спирта, распределяешь четыре блока, т.е. 40 пачек на фигуре под одежду: пачки крепились скотчем к телу по 5 пачек к ногам, по 5 к бокам, по 3-4 под грудь в лиф и остальные на живот. На все это одевалась одежда свободных размеров. Представьте себе, каково было в августе месяце в таком панцире. В полной экипировке едешь на вокзал. Купив билет Брест-Тирасполь, бежишь в таможенный зал занимать очередь. Очередь нужно было занимать минимум за два часа до начала таможенного досмотра.

Что такое очередь в то время, знают те, кто стоял в ней: это плотно сбитая масса людей, которая, толкаясь и переругиваясь, стремится к одной цели — попасть в приоткрытую дверь шириной в несколько раз меньшую, чем ширина очереди. И вот в течение двух часов до открытия этой двери происходит накопление очереди со скандалами и мелкими стычками типа: "мне заняли там впереди", "мы вас не видели", "куда прешься" и даже иногда дело доходило до рукопашной. Но все это моментально прекращалось, как только открывалась дверь в таможенный зал. Тут была еще одна проблема — угадать, какую дверь первой откроют. Их было две. И вот начинался штурм, который осложнялся тем, что на входе стоял крепкий детина и проверял наличие билетов на поезд. Проверка заключалась в том, чтобы при отсутствии билета получить доллар, а так как билет стоил 2 доллара, то, естественно, большая часть была без билетов, в основном те, кто ездил по два-три раза за сутки: кто как успевал. Но это была не просто толпа, а плотная масса людей, на телах которых было закреплено по несколько литров спирта и несколько десятков пачек сигарет. Спирт был разлит в полиэтиленовые пакеты или просто в бутылках подвешен под юбки. Были случаи, когда бутылки, хотя и укутанные, разбивались и ранили ноги. Но в бутылках спирт перевозили в основном поляки, потому что им некогда было его переливать в пакеты. Поляки этой же электричкой приезжали в Брест, и до ее отправления обратно в Тирасполь им нужно было успеть купить сигареты и водку или спирт и все распределить на себе и в многочисленных сумках и пакетах, в которых якобы были их личные вещи. Официально было разрешено провозить через границу два блока сигарет, один литр спирта и две бутылки вина. Это предъявлялось работнику таможни и на вопрос "есть ли сверх нормы?" надо было спокойно отвечать, что нет. Это было как бы негласным договором. Все таможенники прекрасно все знали и видели, кто сколько имеет на себе и в сумке, и если человек не совсем наглел, то делали вид, что верят, и отмечали декларацию.

В таможенном зале были все тише воды и ниже травы. Тут тоже были свои знакомые и родственники, но все в пределах допустимых правил игры и с учетом того, что впереди еще польская таможня. После таможенного досмотра давка в накопителе перед пограничниками уже поменьше. Пройдя пограничный контроль, попадаешь в зал ожидания до подачи к перрону электрички. Здесь снова ажиотаж вокруг магазина "Беспошлинной торговли". В снова образовавшейся давке закупаются дополнительные бутылки вина, водки и сигарет, и все это непостижимым образом распределяется на фигуре и в сумки. После часа ожидания у ворот высотой метра три наконец-то подают электричку. Самые ушлые ребята, которые уже сидели на верху ворот, спрыгивают и рысью бегут к вагонам. Остальные рвутся в открывающиеся ворота, и не дай Бог замешкаться и не рвануть сразу — просто затопчут ногами. Мне всегда это зрелище напоминало кадры штурма Зимнего дворца из известного фильма. Спрашивается, теперь-то зачем бежать? Места всем хватит. Весь смысл этой гонки в том, чтобы занять место для сидения. Это может удивить случайного человека — ведь ехать всего минут двадцать, можно и постоять. Преимущество сидящего в том, что когда польский таможенник проходит по вагону, а ты сидишь, не так выпирает все, в чем ты упакован, как в панцире. Вторая причина этой гонки в том, чтобы как можно быстрее попасть в вагон и успеть до отправления поезда перелить купленные в свободной зоне водку и спирт в полиэтиленовые пакеты и разместить их на себе, если остался хоть небольшой свободный участок тела, или во всех доступных местах в вагоне. Отвертывались обшивки стен и потолка и туда закладывались пакеты со спиртным и блоки сигарет. Это делали те, кто ехал дальше Тирасполя. После прохождения таможенного досмотра в Тирасполе в пути до следующей станции все это извлекалось уже в спокойной обстановке и снова обшивка прикреплялась на место. У этих ребят "с собой все было": отвертки и запасные шурупы на случай, если они терялись.

Все это происходило в давке, спешке и суматохе. Многие разливали спирт, особенно полячки, не вынимая сигареты изо рта. Как раз поэтому и сгорел один раз вагон, благо поезд еще стоял на перроне и никто не пострадал: успели все выскочить из горящего вагона, а вагон успели быстро отцепить — он был первым в составе. То тут, то там вспыхивают перебранки, и над всем этим стоит сплошной треск скотча, которым все закрепляется и скрепляется, и крепкий запах спирта. Этот треск долго стоит в ушах, когда ложишься спать, точно так же, как мелькание грибов перед глазами после похода в лес за грибами.

Все сразу затихают, как только приближаемся к перрону в Тирасполе. Но тут же начинается нервное возбуждение перед приходом таможенников. И если появляются крепкие ребята в черных комбинезонах, повисает гнетущая тишина и шепотом передающееся сообщение: "черные!". Все! Тут уже не спасут никакие уловки: конфискация будет беспощадной и лучше не препираться — можешь получить черную метку в паспорт, и твой бизнес будет закрыт на месяц-другой или даже на год. "Черными" тут же разбираются все обшивки вагона и изымаются все спрятанные там товары. Но это бывает довольно редко. Обычно в вагон заходят таможенники, и начинается досмотр с вопроса: "Иле (т. е. сколько) пани или пан на соби мае?" На этот вопрос лучше ответить: "Прошу пана, маю пару пачек" и иметь при этом покаянный вид. Надо сказать, что польские таможенники были очень снисходительны к нам, зная наше положение в стране. Но если скажешь, что не имеешь больше дозволенного, тут же отправят на личный досмотр и все будет конфисковано. После традиционного вопроса и ответа таможенник, окинув твою фигуру взглядом, решает, пропустить тебя так или забрать блок сигарет или бутылку спиртного. Все это отдается безропотно и даже с благодарностью. Все! Ты свободен! Проходишь паспортный контроль и выбегаешь на привокзальную площадь через подземный переход и вестибюль вокзала. Тут уже стоят стеной скупщики, и каждый тихо называет цену товара, который он покупает. Быстро договариваешься о цене и количестве, и в укромном месте происходит сделка. Если не нашел покупателя тут, идешь на площадь. Труднее всего было продать водку, так как покупали ее не перекупщики, а местные жители. Перед праздником спрос был большой, а в обычные дни нужно было побегать по площади, чтобы сбыть ее. На все это отводилось ровно один час, так как обратная электричка отправлялась через 1час и 20 минут, но пропускать на посадку прекращали за полчаса до отправления. В течение этого часа надо было не только все продать, но и успеть поменять злотые на доллары и купить все себе домой — в основном продукты. Кто ни разу не был там, никогда не сможет представить это и понять, в каком нервном напряжении все происходило. Сигареты в пачках на тебе. Нужно их снять, сложить в упаковку, упаковку заклеить как было. Руки трясутся, пачки не воткнуть в блочную упаковку. Была выработана целая оригинальная технология быстрого упаковывания сигарет в экстремальных условиях. Надо сказать, что все это проделывалось в каких-то кустах, за заборами, а кругом ходили полицейские, что добавляло экстрима. Это все было неописуемо. С первого взгляда по привокзальной площади и вокруг нее тусуется кучками публика и ведет оживленную беседу, все время хаотически перемещаясь. Полиция была здесь в основном не для того, чтобы пресекать незаконную торговлю, а чтобы охранять торговцев и покупателей от бандитов, которые везде шныряли. Пока полицейский в поле зрения, ты был в относительной безопасности. Случалось, что полицейские незаметно предупреждали об опасности. Насколько я помню, поляки к нам относились лояльно, и если ты соблюдал все правила игры, можно было их не бояться. Все происходило по законам игры: "кто не спрятался — я не виноват".

Наконец все продано и куплено, вовремя попал на электричку и с хорошим настроением ожидаешь отправления, проходит контролер с раскрытой ладошкой и молча собирает по два злотых. Надо сказать, что билеты стоимостью 6 злотых в кассе никто не покупал. После ухода контролера проходят пограничники, и тут была еще одна забота: чтобы пограничник не проставлял штамп в паспорте. Наши загранпаспорта были своего рода трудовой книжкой для нас, и чем чаще ты пересекал границу, тем быстрее заканчивались страницы для отметок о пересечении. Потом снова нужно идти в ОВиР для получения нового паспорта, а это грозило двухнедельным (в лучшем случае) перерывом в поездках. Надо сказать, что многие имели по два паспорта. Мы всегда были начеку, чтобы, не дай Бог, никто не испортил настроение пограничнику, и искренне благодарили его за понимание. Это относилось и к нашим пограничникам.

Наконец пройден пограничный контроль, и через 20-30 минут мы будем в нашей погранзоне. Сначала входят таможенники. И снова у нас есть возможность немного заработать. Дело в том, что этой электричкой возвращаются из Варшавы челноки из России, а для них есть нормы разрешенного для провоза количества товара. Конечно, все везут намного больше, поэтому до прихода таможенников происходит равномерное распределение товара среди нас, так как у нас только продукты. За эту услугу обычно платили доллар или два, в зависимости от количества товара. Потом пограничники и — все! Через 10 минут Брест. Время 0 часов 40 минут, а последний троллейбус в город в 1 час 10 минут, поэтому с полными сумками все устремляются через пешеходный мост к троллейбусу. Уставшая до чертиков в глазах, но счастливая в час ночи я дома. Душ. Ужин. И спать. Благо было воскресенье и не надо идти на работу. А в понедельник утром в 8 ч. 30 мин. на работу. В 17 ч. бегом через проходную на троллейбус — и домой, успеть к электричке на Тирасполь, которая отправляется из Бреста в 18 ч. 50 минут. И таким темпом жизнь шла весело и с полным удовольствием.

В первую поездку моя чистая прибыль составила 8 долларов, что равнялось моему месячному окладу начальника сектора СКБ. Все здесь мной рассказанное — это сотая доля всех приключений и злоключений на пограничном переходе из Бреста в Польшу. Кроме железной дороги был, и конечно теперь есть, переход "Варшавский мост" через реку Буг. С него я и начала свои воспоминания. Да, это были 90-е годы, о которых каждый будет еще долго вспоминать, и у каждого есть свои воспоминания и впечатления.

 Воспоминания о шоп-турах

Тамара Григорьевна Глоба, родом из Бреста, в прошлом научный сотрудник НИИ, ныне свободный художник, живет в Гатчине уже 8 лет, ее картины есть в Гатчинском дворце, "Лавке художника". Гатчинская сирень, маки — любимые сюжеты Тамары Григорьевны. Записки художника возвращают к непростому периоду нашей жизни. Кто знает, будет ли повторение…

 

Варшавский мост — пограничный переход в Польшу. Сутками стоят очереди. Первый рубеж — "милиция", второй — "решётка", третий "погранцы" и, наконец "на канале". Интервал от проезда машины или автобуса от первого рубежа до таможни от суток до трех, а расстояние меньше километра. На каждом рубеже свои правила, свои возможности обойти эти правила и соответственно свои расценки, стимулирующие обход всех правил и очередей. Все это всем известно, и каждый в меру наличия валюты, знакомств и пробивной сноровки старается как можно быстрее попасть "на канал". 

И вот мы в таможенном зале, автобус наш на канале. О прохождении таможенного досмотра на белорусско-польской границе можно писать романы в прозе и стихах. Теперь все по-другому, теперь уже нет тех ситуаций, но, наверно, этот переход не скоро станет похож на пограничный переход между европейскими странами. Я ездила в Польшу в так называемые шоп-туры. Тогда мы возили в Польшу всё, что можно было купить в магазине или достать через знакомых. Уму непостижимо, что мы возили, страшно вспомнить, сколько барахла и всяких железок я натаскивала в дом за два-три месяца до поездки в Польшу. И весь этот галантерейно-электро-метизо-хозяйственный товар продавался там за два-три дня. И за эти дни торговли сколько случалось комедий, трагедий, трагикомедий и не поддающихся определению ситуаций. 

Везде, где есть деньги, там есть и мошенники, виртуозные воры и просто воришки, аферисты и простаки, ротозеи и доверчивые люди. Во многих переделках побывала и я, но, надо сказать, без материального ущерба и один раз даже дали с подругой урок польским мошенникам. 

Дело было в августе 1990. Пройдя все положенные испытания на таможне, мы уже стояли в накопителе и ожидали посадку в автобус. Как обычно после напряженной процедуры досмотра, все расслабились и начали рассказывать всякие истории прошлых поездок. Кто-то рассказал, что поляки придумали новый способ изъятия денег у наших "шоп-туристов". Предмет махинации — золото. Золото мы не имеем право вывозить, а тем более продавать за границей, но, естественно, все возили и все продавали, но это было вне закона и в случае конфликта с покупателем полиции жаловаться не пойдешь. Суть операции заключалась в следующем: поляк спрашивает, есть ли для продажи "злото" и покупает, не торгуясь, но с условием, что он сейчас пойдет к ювелиру и проверит качество и вес. Наши женщины, имея кучу товара в сумках, естественно, тут же и стоят, и возвращающийся поляк от ювелира с парой дюжих детин заявляет, что это не настоящее золото, и он его возвращает и требует обратно деньги. Но возвращает он не купленную вещь, а подделку. Это проделывалось с обручальными кольцами и цепочками. Наша бедная женщина в слезах начинает причитать, доказывать, что у неё было настоящие золото, а то, что он возвращает, это не её. Поляки говорят: пошли в полицию и там разберёмся. И тут же рядом как бы случайно проходит полицейский. На этом дискуссия заканчивается, деньги приходится вернуть и стоять-помалкивать. 

Мы приехали в Люблин. Первый день торговали на стадионе, продали все, осталась мелочь: золотые цепочки и колечки, а у подруги золотая цепочка и перина — здоровенная двуспальная перина. Цепочки наши спрашивали многие, но нашу цену нам не дали. На второй день мы всем составом нашей группы пошли на овощной рынок недалеко от гостиницы, в которой мы ночевали. На этом рынке были места для торговли другими товарами. У меня цепочка, у Любы тоже и еще перина. Стоим. Перину никто не спрашивает, цепочки висят на шее, как на витрине. И тоже ими никто не интересуется, понятное дело: рынок продуктовый и с большими деньгами сюда не ходят. И тут появляется поляк и сразу, не торгуясь, покупает у нас все золото и так, между прочим, говорит: "Я пойду к ювелиру и проверю вес". И уходит: все по сценарию. И тут я вспоминаю ночные разговоры на таможне, хватаю подругу с её периной, и мы бежим в другой конец базара. Она не поймёт, в чем дело, а я не стала ей подробно описывать, что будет через 10-15 минут, а просто сказала: "Бежим быстрее с базара". Но у нас еще перина! Мы тут же за полцены продали её какой-то полячке. И убежали с базара в гостиницу и закрылись в номере. И тут я ей все разъяснила. Она отнеслась к моему рассказу с недоверием. 

Часа через два все пришли в гостиницу на обед. Пошли и мы. Сидим и мы за столиком, на первое подали суп, лапшу, и тут кто-то с другого стола спрашивает: "Это вы продали поляку цепочки?". Да, это мы, а что случилось? Они рассказали: 

— Только вы ушли, так тут же прибежали два поляка и спрашивают: "А где те бабы, что тут с периной были?" Конечно, тут же сработала базарная солидарность группы. Им ответили, что они нас не знают, что мы не из их группы. Что тут началось! Они стали ругаться, кричать, что им продали подделку, а не золото, что они пойдут в полицию и заявят на нас. Наши им и отвечают: "Да идите, но мы их не знаем". 

Услышав все это, Люба с перепугу чуть не подавилась, и лапша полезла через нос! Еле ее привели в чувство. Бросив обед, мы ушли с ней в номер и не вышли, пока не подали ко входу гостиницы автобус, и пока ехали по городу, боялись смотреть в окно. И только за городом на трассе на нас напал истерический смех, весь автобус ржал и восхищался, как мы "сделали" поляков. Собственно, за нами не было никакого греха: мы им продали золото настоящее. Но они рассчитывали получить его бесплатно. 

В каких только переделках не оказывался наш несчастный шоп-турист! Но все сразу забывалось, как только переступался порог дома с полными сумками подарков. За одну поездку получался доход, сравнимый с тогдашней годовой зарплатой инженера.

Но в эти годы, 1989-1993, простым смертным разрешался выезд за границу, в частности в Польшу, только два раза в год. Один раз туристом и один раз по приглашению от гражданина Польши. До этого времени мы ездили не по загранпаспорту, а одноразовому вкладышу в советском паспорте. И вот наступило время, когда пересечь границу стало можно, только имея загранпаспорт. Естественно, тут же Брестский ОВИР открыл свой Клондайк. Что бы получить паспорт, сначала нужно было записаться в очередь, которая сразу выросла на месяц вперед. Каждый день в 8:00 и в 18:00 перекличка очереди. Не пришел на перекличку, тут же будешь вычеркнут из списка. И благополучно отбегав месяц на перекличку, ты попадаешь в кабинет к инспектору только за тем, чтобы получить бланки, и тебе назначат день приема примерно через месяц. Заполнив бланки, написав свою краткую биографию, начинаешь бегать по инстанциям, чтобы заверять их подписями и печатями. Профком, партком (хотя ты безпартийный и давно уже не комсомолец), домоуправление. Везде есть свои приемные дни и часы, которые совпадают с твоим рабочим днем, и есть свои очереди. В результате появился новый бизнес: продажа очереди. Стоимость очереди зависела от ее продвинутости к кабинету. И вот с заверенными бланками ты в назначенный день с пяти часов утра должен снова выстоять очередь. Наконец документы сданы. Паспорт будет готов через месяц-другой. Вся эта процедура осложнялась вполне осознанно работниками ОВИРа. 

Город Брест небольшой. У каждого знакомого есть знакомый, у которого есть свой знакомый родственника, работника ОВИРа. Так по этой цепочке, как по эстафете, передавалась взятка размером от 150 до 200 долларов, и сроки сокращались до недели и без перекличек. Работая на закрытом заводе, т. н. "почтовом ящике", я не имела возможности проходить все это, а на взятку денег не было. Совершенно случайно от одной знакомой при обсуждении темы поездок в Польшу, а это была главная тема разговоров даже при случайной встрече, узнаю, что есть лазейка в этой сплошной ОВИРовской стене. Все очень просто: если ты незамужняя (в паспорте есть штамп о разводе), достаточно иметь приглашение от гражданина Польши мужского пола в Польшу (как оказалось, его возраст не имеет значения). С этим приглашением и с заявлением на имя начальника УВД с просьбой о срочном оформлении заграничного паспорта для поездки в Польшу якобы знакомиться с родителями жениха с целью заключения брака с поляком, вызов от которого прилагается, идешь в УВД. Если получаешь разрешение, то паспорт будет готов в течение недели. Разумеется, эта информация была строго по секрету для узкого круга лиц, так как, учитывая то обстоятельство, что в Бресте половина женщин не состояла в браке, служба УВД была бы завалена такими заявлениями. 

Я сразу же вспомнила о том, что у меня с декабря прошлого года лежит приглашение в Польшу от какого-то поляка, родственника моей знакомой, которым я тогда не воспользовалась. Дело было в октябре. Приглашение действительно один год и надо было торопиться. 

И вот я с этим приглашением и с наглым заявлением о моем желании как можно скорее выйти замуж за гражданина Польши иду в УВД с трясущимися поджилками. Рисковала я многим: мы жили в СССР, и к тому же я имела форму допуска на режимном предприятии. Обо всем этом я скромно умолчала в заявлении. Я думаю, что мне это сошло с рук только потому, что там были заявления только от очень "блатных" и никто ничего не проверял. В приемной УВД дежурный прапорщик спокойно принимает мои документы и извиняющимся тоном говорит, что резолюция будет только через три дня, потому что начальник в командировке. 

И через три дня я "не спавши и не евши" на ватных ногах иду в УВД. К моему величайшему удивлению, получаю свои бумаги с резолюцией: "ОВИРу! Оформить загранпаспорт" и подпись начальника УВД. Со смешанными чувствами бегу в ОВИР, где, как оказалось, с такой резолюцией УВД принимают без очереди и даже в неприемные дни. К инспектору подхожу на полусогнутых дрожащих ногах, так как год рождения поляка на двадцать пять лет позже моего дня рождения. Но инспектор спокойно просматривает мои бумаги, выдает мне анкету, которую я тут же заполняю, и говорит: "Приходите за паспортом через две недели". В полуобморочном состоянии я выхожу из кабинета. Позже, поразмыслив, я пришла к выводу, что воспользовалась очень закрытой информацией и такое ко мне внимание этим и объясняется. 

Таким путем я получила загранпаспорт. Выезжать нужно было срочно, так как срок приглашения истекал через месяц. В то время в продуктовых магазинах в свободной продаже имелись только трехлитровые банки с зелеными помидорами, а в промтоварных магазинах через час после открытия оставались голые прилавки и несчастные продавцы на ногах. Не знаю, где как было принято, а в Бресте продавцам не разрешалось сидеть в торговом зале даже тогда, когда он был совершенно пуст, то есть не было ни товара, ни покупателей. И даже при таком "наличии отсутствия" я за месяц накупила такого барахла в "ассортименте", что, когда в таможне инспектор увидела "это", она с явным сочувствием сказала: "Боже милостивый! Женщина, как и где Вы это продадите?". Контраст с другими женщинами, у которых были полные сумки дефицитного товара, был такой разительный, что она подписала мою декларацию без дальнейшего досмотра. 

Но в итоге мой ассортимент оказался самым востребованным. Дело было в начале декабря, числа 10 или 12, как раз за неделю до католического Рождества, в самый разгар покупок подарков. И на зависть моих соседей по рынку в Бялой-Подляске я свою мелочь продала за два дня!

Накупив подарков детям и внукам, купив "товары" для продажи в Бресте, я, не помня себя от радости, благополучно прибыла домой. Подведя итог своей аферы, я определила, что мой доход составил более чем годовую оплату моей должности начальника сектора института. 

Да, поводов для радости у нас в то время было хоть отбавляй: не успели закончиться синие, наверное своей смертью умершие куры к подходу твоей очереди: радость и полное удовлетворение! Где-то достал бутылку вина и коробку конфет ко дню рождения: праздник души. Все знакомые и знакомые знакомых были по большей части связаны с приобретением чего бы то ни было. А сколько ловилось завистливых взглядов, когда, приезжая из командировки в Москву, заходила в троллейбус с авоськой (полиэтиленовых пакетов еще у нас не было) апельсинов и бананов в одной руке, а в другой — авоська с бутылками, тогда еще стеклянными, пепси-колы и фанты. Руки конечно обрывались, но, предвидя счастье на лице сына, не чувствовалось усталости. А как были рады и благодарны сотрудники, когда раздавались по списку привезенные из Москвы или Ленинграда заказы: кому лекарство, кому чай, кофе, а кому килограмм сосисок для больной мамы, которая еще помнила, что они и у нас когда-то были, а не только в Москве. А радостные лица ребятишек в очередях за маслом, мукой, сахаром да за всем, что продавалось по одному в одни руки. Осчастливив передних покупателей, ребятишки с ясными глазами подбегали к концу очереди и спрашивали "тетенька, вам ребёнок нужен?" и тут же пристраивались к тебе в качестве объекта для законной продажи в твои руки двух пачек. За это они взимали мзду в размере 20 копеек. За день в разных точках города некоторые ребята успевали заработать больше, чем отец у кульмана в СКБ. 

Счастьем было получить зимой в месткоме талончик в бассейн, который в городе был один на сто восемьдесят тысяч жителей, так что талончик можно было получить один раз в сезон, да и только в том случае, если в профкоме сочтут тебя достойной этого счастья. Я находила возможность приобрести абонемент через знакомых, которые знакомы с билетёршей бассейна. Как-то однажды в бассейне, где я была с моей подругой Ниной, был повод повеселиться. Нина эта была очень предприимчивая, и всегда, где только была возможность заработать, она её не упускала. Ещё в детстве она с бабушкой вязала шапочки, которые они продавали на базаре. Бабушку иногда местные менты для порядка штрафовали, но бизнес процветал. Потом, когда появился дачный участок, стали выращивать клубнику и тоже продавать, потом позже появилась возможность поездок в Польшу, и тут уже была свобода для предприимчивой натуры. Кстати, сейчас она имеет в Бресте 3 квартиры, 2 машины и прочее. И вот плещемся мы в бассейне, рады и счастливы. И в это время одна дама, работница с нашего завода, говорит: "Какое счастье, как прекрасно в бассейне! Подумайте, где бы, в какой стране я смогла бы вот так бесплатно за счет профкома пойти в бассейн!" И тут моя Нина, услышав эти восторги, чуть не притонула. Вынырнув, она, отфыркиваясь, глядя в восторженные глаза нашей работницы, закричала: "Да в другой стране я к своим сорока годам имела бы собственный бассейн и не ныряла бы в эту лужу, которая у нас называется бассейном!" И тут наша восторженная дама от удивления и от неожиданности "такое" услышать действительно чуть не утонула. То-то было веселье! 

Да, много поводов было для радости и чувства глубокого удовлетворения. Например, счастьем было получить разрешение не выходить на демонстрацию солидарности с трудящимися всего мира 1 Мая и 7 Ноября тем, у кого были маленькие дети и не с кем оставить их дома. Особенно 7 ноября. В ноябре уже холодно, может быть дождь или даже мокрый снег. С детьми стоять два часа на холоде в ожидании очереди выхода твоего коллектива и потом пробежать трусцой перед трибуной с местными вождями было тяжело и чревато больничным листом недельки на две. После пробежки перед трибуной, не сбавляя темпа, нужно бежать к автобусу и попытаться втиснуться в него, так как троллейбусные линии не работают по случаю перекрытия главных улиц. Не выйти на демонстрацию без уважительных причин значило лишиться премиальных денег за текущий месяц или даже квартал. А уважительной причиной был или больничный лист, или справка от скорой помощи, что ты находился в "предсмертном состоянии". 

Так вот мы и жили — не тужили и были счастливы, и были у нас и праздники, и огорчения, и были надежды на то, что скоро будет лучше, чем вчера и особенно лучше, чем в неведомых нам странах, в которых угнетают рабочих и крестьян, и мы ждали этого. И дождались. И появился пограничный переход в Польшу "Варшавский мост", с которого и начала я свои воспоминания. 

А вспомнилось все после того, как я услышала по телевидению о том, что Альфред Кох написал книгу о начале 90-х годов. Наверное, он многое знает об этом времени такого, что нам, как в высших кругах нас именуют, простым гражданам неведомо. А что нам ведомо и пришлось пережить, то многим не могло присниться и в кошмарном сне, а особенно что может знать об этом тот же уважаемый Альфред Кох. А случилось вот что: мы как-то вдруг оказались в другой жизни, нам не известной, где стало все возможным: и украсть на законных основаниях, и оказаться обворованным на тех же условиях, и многое другое, что нам и не представлялось возможным раньше. Часть населения очень быстро сориентировалась, прежде всех те, кто был у власти. А другая часть просто продолжала ходить на работу и получать ту же зарплату и искренне удивляться, почему ее хватает только на две недели, потом на неделю, а потом, сообразив, что ее завтра не хватит и на обед, вечером после получения зарплаты бежали в магазин, чтобы успеть потратить ее сегодня. И посмотрев на все это и не имея возможности законно воровать, многие начали искать возможность как-то приспосабливаться и спасаться, можно сказать, от настоящего голода. Я оказалась в этих рядах.